Анастасия Баталова - Исполнитель желаний [СИ]
Спуск к озеру Жум-Нэ был живописный, ступенчатый — довольно крутые откосы чередовались с продолжительными участками почти ровной местности. С верхних ярусов открывался поистине завораживающий вид на серебряное зеркало воды и лес, растущий внизу.
Палатку поставили достаточно далеко от воды, перед началом последнего, почти отвесного песчаного спуска. В блеклом свете, обещающем скорый восход, высокий берег казался надкусанным куском пирога.
Аль-Мара залезла в палатку и легла отвернувшись к стене; Кирочка знала, что она не спит, но не заводила разговора; она просто не смогла бы найти для рыжей нужных ей в этот момент слов; жизненный опыт подруги разом стал намного богаче её собственного опыта… Кирочка выползла из палатки покурить. Она села прямо на мох, с удовольствием вытянула ноги, достала сигарету из пачки.
Отсюда озера видно не было, только казалось, будто бы там, в нескольких десятках шагов, внезапно кончается лес, а сразу же за ним вырастает огромная бледно-серая стена бесконечной высоты — предрассветное небо.
Ночь была удивительно тепла и тиха, лишь какая-то птица долго и грустно пела где-то совсем рядом; Кирочке внезапно захотелось спуститься к озеру; она убрала так и не прикуренную сигарету обратно в пачку и рывком поднялась на ноги — ни о какой легенде она сейчас не думала, просто решила немного посидеть на берегу, подумать и посмотреть, как медленно светлеет горизонт над озером: вода, небо и между ними голубоватая полоска бора на другой стороне…
Спускаясь по крутому песчаному откосу, заросшему могучими соснами, вытые корни которых кое-где были обнажены, она размышляла об Эрмесе и Магатее, об их бесконечно красивом и ярком, но недолгом, обречённом счастье. И Кирочке подумалось вдруг необыкновенно спокойно, ясно, что ведь это удивительно мудро: жить, зная всему срок, и чем короче счастье, тем оно острее, пронзительней, и тем лучше оно осознаётся… А то, бывает, живёшь, и даже не понимаешь, что счастлив, и только потом, оглядываясь назад, спохватываешься: а ведь БЫЛ, я БЫЛ тогда счастлив…
В то лето, когда Нетта была влюблена в скейтбордиста, они с Кирочкой поехали вместе на дачу. По вечерам, в пору долгих тёплых закатов, когда небо было кремовое, и сладко пахло во дворах скошенной травой, они подолгу гуляли, лежали прямо на земле в душистых лугах, теребя в зубах стебельки, глядя в небо, болтая обо всём на свете. И тогда это не казалось им чем-то особенным, но гораздо позднее, много лет спустя, они обе, вспоминая об этом независимо друг от друга, думали, что так оно и выглядит — счастье. Они в то лето держали его в руках, купались в нём, барахтались…
Счастье ведь как туман — лишь впереди да позади — а пока ты в нём, пока погружен, затоплен им — его и не видать…
Как-то подруги сидели поздним вечером, уже в сумерках, на лавочке у дома, и Нетта спросила вполголоса:
— Ты ведь никогда не целовалась?
Кирочка отрицательно помотала головой.
— Хочешь, я тебя научу?
Кирочка доверчиво взглянула на неё и кивнула. Нетта приблизилась к ней лицом.
— Давай поиграем… — шепнула она. — Как будто бы ты — это ОН…
Кирочка зажмурилась, воображение у неё было невероятное, она легко могла представить себя кем угодно — вокруг стояла поистине магическая ночь, шумели деревья, глухо и страстно трещали в траве цикады — и именно сейчас ей представился шанс стать частью чудесной любовной сказки, одним из её главных действующих лиц…
Нетта почти неощутимо коснулась губами Кирочкиных губ, так, словно бабочка, пролетая мимо, задела их крылом. Один раз. Потом ещё и ещё.
Это была игра: волнующая, пьянящая, разжигающая желания, но невыносимо тщетная тем, что она не могла в полной мере эти желания утолить. Репетиция любви, но не сама любовь. Абсурдное, неизбывное предчувствие счастливыми ещё большего счастья впереди…
Кирочка спустилась по крутому песчаному склону и остановилась на берегу, возле самой кромки спокойной воды, которая чуть только волновалась, смачивая песок у ног девушки — будто огромное озеро тихо-тихо, как младенец, дышало во сне. Вековые сосны молчали. Молочный туман выстилал озёрную гладь лёгким пухом. Казалось, будто нежное белое облако как кошка спустилось с небес к любимому водоёму, приласкаться к нему, прижаться пушистым боком.
Кирочка застыла, как зачарованная, вбирая в себя предутреннее спокойствие природы. Машинально она вытянула из нагрудного кармана сигарету, и щелчок зажигалки — единственный звук, возникший в этой царственной тишине — словно порвал что-то в ней, нарушил… Спугнул кого-то. Или, наоборот, позвал.
Медленно затягиваясь, Кирочка смотрела на туман. Не вглядываясь, просто отдыхая глазами на его мягкой постепенно густеющей белизне. И вдруг в тумане как будто бы что-то затрепетало. Проскользнул в его воздушной мгле лоскутком прозрачной ткани нежно-голубой отблеск, вслед за ним ещё один — розоватый, потом — кремовый. Кирочка замерла… Это было похоже на лёгкий танец лучей цветных прожекторов, направленных на непроницаемую млечность тумана. То здесь то там мягкое облако, лежащее над озером, приобретало тот или иной пастельный оттенок, они быстро сменяли друг друга, переливались, подрагивали, мерцали… Кирочка любовалась, затаив дыхание. Вот они, оказывается, какие, радужные туманы озера Жум-Нэ, сулящие необыкновенное счастье…
Сначала она хотела позвать Аль-Мару — разделить с подругой неожиданно выпавшее ей на долю чудо — но что-то остановило её, быть может, тишина, громко кричать в которой и даже просто разговаривать казалось кощунством, а, быть может, мысль, что увиденное должно принадлежать только ей одной, как всякое таинственное предзнаменование.
Так или иначе, Кира тихонько докурила, попила воды из озера и, не спеша поднявшись по крутому песчаному откосу, вползла в палатку; Аль-Мара уже спала; стараясь не шуметь, Кирочка влезла в свой спальный мешок и, пока совсем не рассвело, лежала с открытым глазами.
Ей вспомнилась одна из тех фигурок, которые она собирала в детстве — молодая девушка, стоящая в нерешительности между двумя большими зеркалами — первое перед нею, второе за спиной — и повернувшая голову так, чтобы не глядеть ни в одно из зеркал, ни вперёд, ни назад… До этого момента Кирочка не могла понять, почему снизу на подставке этой статуэтки почти незаметно, скорее всего остриём шила, нацарапано было слово «счастье»…
15— Зачем они живут в этом странном игровом пространстве, в этом придуманном мире? Ведь они могут быть нормальными людьми. У них есть право выбора… — говорила Аль-Мара Кирочке в машине, пока они подъезжали к Городу по скоростной автотрассе.
— А зачем мы служим в Особом Подразделении? Иногда мне кажется, что весь мир состоит из разных выдуманных ролевых игр, в любой из которых ты можешь участвовать. Бизнес, политика, семья… У каждой из этих игр есть свои правила, которые ты обязан соблюдать, пока играешь, а реальности, её, как таковой, вовсе нет. Единственная реальность — это то, что происходит у тебя внутри. Твои чувства — они настоящие, во что бы ты ни играл…
— Пожалуй, ты права. Но ведь Кодекс Особого Подразделения как раз и призывает нас всегда оставаться наедине с собой; он существует для того, чтобы освобождать сознание от каких бы то ни было общественных ролей, стереотипов, поведенческих клише…
— Да. Но ведь сам Кодекс, это тоже свод определённых правил — правил другой игры. Только и всего. Ведь ты, например, знала, что не сможешь остаться с Асаном, и хотя тебе трудно было проститься с ним, больно, может быть, ты даже поплакала… Но, тем не менее, у тебя не возникло мысли нарушить Кодекс ради него. Точно так же и жрицы Прорвы не думают о том, что они могли бы жить спокойно до старости, для них это то же самое, что для тебя долгий роман с Асаном — невозможное, недопустимое…
Кирочка взглянула на подругу и тут же раскаялась в своих последних словах. Не стоило так запросто задевать в праздном, по сути, разговоре тончайшую материю свежего, ещё не до конца пережитого и осознанного опыта подруги.
— Да что ты вообще можешь знать об этом? — мрачно буркнула рыжая и, прикусив губу, отвернулась к окну.
До самого Города они больше не разговаривали. Кирочка очень боялась, что Аль-Мара обиделась, кляла себя за чёрствость и духовную безграмотность — ну как можно было такое ляпнуть?
Немного отлегло у неё от сердца, только когда Аль-Мара первая нарушила молчание, радостно приподнявшись на переднем сидении:
— Смотри-ка, уже ворота виднеются! Считай — дома…
16Аль-Мара никак не переменилась после поездки к загадочному озеру Жум-Нэ. Несколько дней, быть может, она ходила несколько более рассеянная и задумчивая, чем обычно, но, скорее всего, этот эффект был значительно усилен Кирочкиным воображением. Рыжая точно так же перешучивалась с Крайстом, рассказывала истории и уплетала эклеры в шоколадной глазури:
